Российский цивилизационно-ценностный пакетик

Вначале о высоком: «Вообще, с точки зрения православия, финал жизненного пути Пушкина можно назвать удачным. Всю жизнь будучи суеверным он, выходя из дому на последнюю дуэль, не побоялся вернуться и одеть тёплую бекешу, так как был мороз, участвуя в дуэли, он не убил противника, избежав тем самым смертного греха, сам же не погиб на месте ранения, чем избежал статуса самоубийцы…»

Это не выдержка из школьного сочинения нерадивого старшеклассника, как может показаться на первый взгляд. Это фраза из нового учебника отечественной истории для учителей, подготовленного авторским коллективом Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, состоящего под научным руководством президента ОАО «РЖД» В.И. Якунина. Учебник предлагается в качестве руководящего пособия для преподавателей средних школ. Пока как один из вариантов такового.

Текст учебника в формате PDF несколько месяцев назад был выложен на сайте Центра для привлечения отзывов о нем экспертов. То ли экспертов не нашлось, то ли их отзывы не показались авторам ценными, но обнаружить отличия первоначального варианта от окончательной — и, видимо, уже опубликованной — версии мне лично пока не удалось.

В отличие от смыслового содержания вышеприведенного отрывка, литературная безграмотность, проявленная автором, может быть исправлена толковым редактором. Но есть подозрение, что безграмотность литературная и содержательная в данном случае взаимосвязаны.

Приведем еще несколько цитат. Например, из главы тринадцатой, посвященной периоду правления Николая Павловича. Здесь находим о декабристах: «Определенные нити управления революциями вероятно сходились в одном центре. По отношению к декабристам это означает констатацию их политической несамостоятельности. Декабристский заговор управлялся из-за рубежа. Канал этого управления достаточно известен — ложи «вольных каменщиков”».

Вообще-то, «определенные нити» и «вероятно сходились» — это не совсем те выражения, за которыми должно следовать слово «констатация». Но авторов это не смущает. Мысль высказана — декабристами управляли масоны. А учитель дальше пусть сам решает, как эту мысль преподносить ученикам. 

Или вот еще о гении русской словесности и его тесной духовной связи с Николаем: «На время правления Николая I приходится расцвет творчества А.С. Пушкина. Царь, оберегая поэта от мелочных цензорских придирок, объявил себя его личным цензором. <...> Николай I был человеком глубокой православной веры. Истовые, самозабвенные молитвы императора в церкви поразили А. С. Пушкина». И финальное заключение относительно жизненного пути Александра Сергеевича: «Во всём этом видится действительно тот путь, который так или иначе проходит любой православный человек, которого столь полно воплотил в своём творчестве Пушкин, почему он и сохраняет свою не популярность даже, а близость к душе каждого русского человека». Тождественность слов «русский» и «православный» преподносится в данном случае не от лица пушкинского современника, живущего в первой половине XIX столетия, а от лица нашего современника — автора учебника. Опять же, по этой логике, Юрий Лотман и Натан Эйдельман, видимо, не имели и шанса оценить истинное значение пушкинского творчества. 

И совсем уже прекрасное, в дополнение к предыдущим выдержкам: «Фигура П.Я. Чаадаева имеет знаковый характер в плане генезиса семиосферы русской интеллигенции. Русофобия в его сочинениях была сформулирована предельно четко». Вот так вот просто. Раз, и тема закрыта.

Простите… А нельзя ли про «репродуктивные ценностные ориентиры» рассказать подробнее? А то ведь можно поставить учителя в неловкое положение перед учениками. Учебник, дай ответ! Не дает ответа. 

Текст каждой главы зачем-то сопровожден огромным количеством разветвленных таблиц, должных схематически отразить логические построения авторов. Разобраться в них совсем непросто. Кроме этого авторы очень любят мудреные слова, которые вставляют, трансформируя и сочетая их по своему усмотрению. Так, наряду с дорогими для них «инверсией», «этатизмом» и «автаркизацией», на страницах учебника попадается и совершенно загадочная «теория апостасии». Подозреваю, что подобное сочетание этих двух слов едва ли когда-либо встречалось рядовому преподавателю средней школы, и это не единичный случай. Вероятно, авторам кажется, что без использования иностранных слов и на ходу изобретаемых терминов невозможно донести до целевой аудитории мысль о превосходстве российского «цивилизационного пути» над западной государственной моделью. А утверждение именно этой мысли и является центральной задачей данного труда.

Выполнение этой задачи осуществляется здесь в согласии с «ясно установленной изначальной ценностью: само существование страны — России, Родины учителя и учеников». Так, по крайней мере, заявлено во «Введении». И уж, поскольку ценностью для авторов является существование страны, а не благополучие людей ее населяющих, то становятся понятными и расставленные в тексте акценты.

Например, «миф об организации черносотенных погромов официальными российскими властями». Имеются в виду, конечно, погромы 1905 года. На самом деле об организации этих погромов правительством, кажется, уже давно никто из серьезных исследователей не писал и не говорил, и какой-нибудь сельский учитель истории, вероятнее всего, впервые о таком предположении узнает именно из данного учебника. И авторы, такое впечатление, совершенно правы, когда говорят, что «причины погромов заключались в психоментальных особенностях сознания большинства населения Российской империи».

Однако напрашивается вопрос, разве эти особенности возникли сами собой или опять-таки вызрели в результате масонского влияния? Может быть, истоки погромных настроений того времени следует поискать именно в «этатичности и автаркийности» царствования Александра III, о которых с таким пиететом пишут авторы в предыдущих главах. Но, похоже, в данном учебнике нет места для подобных подозрений.

В других главах находим: «Миф о большевистской узурпации власти и нелегитимности большевистского режима», «Миф о В.И. Ленине как немецком шпионе». Здесь применение слова «россиефобия» кажется непонятным и выпадающим из логики представления о российской государственности как о государстве православном, о чем нам твердили всю дорогу до этого. Ведь мы помним, какое было отношение к религии, и к православию в частности, в советский период.

Однако из содержания двадцатой главы, озаглавленной как «Опыт исторической трансформации 1917 г.: от февралистской к советской модели государственности», становится более понятной точка зрения авторов на связь между царским и советским этапами «существования страны»: «Исторически объективная необходимость победы большевиков состояла в востребованности вывода России из того катастрофического положения, в котором она оказалась в результате реализации иноцивилизационного западнического курса развития». То есть центральное значение большевистского переворота — это сохранение российской «цивилизационной» специфики.

О «еврейском вопросе» в учебнике тоже есть. Не так много, но вполне достаточно для того, чтобы у преподавателя сформировалась некоторая база, используя которую можно было бы иметь простор для трактовки тех или иных событий. Так, например, в восемнадцатой главе, после описания судебного процесса над Бейлисом, логически привязанного авторами к убийству Столыпина, следует резюме: «В последующие годы Андрей Ющинский под именем Андрея Киевского был возведен в сан местночтимого святого. В ответ большевики, придя к власти, присвоили имя Бейлиса одной из киевских улиц. До сих пор вопрос о том, кто убил Андрея Ющинского остается открытым. Обе представленные на суде основные версии, «ритуальная” и «криминальная”, содержат множество фактических противоречий и не могут быть признаны удовлетворительными». Понятно, что преподнести эту информацию можно как угодно. Авторы учебника полностью полагаются в этом плане на добросовестность учителя. Собственных оценок при освещении подобных сюжетов они старательно избегают.

Но достаточно о прошлом. Разве только прошлое должно волновать учителя истории? И взор авторов устремляется в грядущее. Мысли их о будущем страны приводятся в заключительной главе учебника, названной «Историософия России». Здесь, в частности, в одной из многочисленных таблиц формулируется и национальная идея. Звучит она так: «Спасение мира от угроз материализма, биологизации бытия человечества». А также дается будущий «смысл бытия государственности». Он таков: «Россия как инициатор нового мессианского проекта цивилизационной интеграции. Российский цивилизационно-ценностный пакет как универсальное основание будущей конвергенции цивилизаций»…

«Ну и что, — спросит школьный преподаватель истории, — мало ли издается на просторах нашей Родины учебников истории?» Так вот, здесь-то и начинается самое интересное. Дело в том, что 27 февраля сего года в Кремле проводилось заседание Российского исторического общества (РИО), при участии спикера Госдумы Сергея Нарышкина и главы президентской администрации Сергея Иванова. На этом заседании, где обсуждали предложение президента Путина создать единый для всей страны учебник истории для школьников, Владимир Якунин и упомянул, что учебник такой уже, в общем-то, есть. По крайней мере «та колоссальная работа, которая проделана в Центре проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования во время подготовки учебника истории для учителя» может оказаться полезной для воплощения в жизнь пожелания президента.

Весьма велика вероятность, что именно так и случится. Возьмут еще раз этот текст, пригласят редактора и корректора, пригладят формулировки, причешут слишком выпирающие логические неувязки да и выпустят в качестве единого стандарта. Ожидать того, что авторы пересмотрят свои ценностные ориентиры и вместо страны обратят свой интерес на человека, к сожалению, едва ли приходится.