Ребенка своего пожалейте!

Ребенка своего пожалейте!

Вневозрастная дружба, отношения поколений и почва для холивара.
2.07
Намедни в фейсбучном холиваре, посвященном занижению оценок московским выпускникам на литературе и русском языке, в холиваре, в котором учителя, журналисты и родители с филологическим образованием удивлялись абсурдности проверки, появилась дама из «образованцев» и обратилась ко мне лично с убийственной, по ее мнению, филиппикой: «Вы, будучи либералом, наверняка даете ребенку читать все, о чем здесь говорится. Ребенка своего пожалейте!»

Филиппику обнаружил как раз ребенок, с удовольствием обновлявший страничку в моем телефоне. Мы в этот момент стояли в очереди на апелляцию. «Ага! — радостно завопил сын. — Ты, будучи либералом, меня не жалеешь и показываешь, какие же идиоты бывают среди проверяющих! Смотри, кстати, сколько она ошибок наляпала». И заржал, как гиена. И я тоже заржала. 

На языке образованской дамы это называется либеральничаньем, неправильной и даже вредной семейной моделью. На нашем языке это называется по-другому. Как — это мой младшенький давно сформулировал. Когда-то сын внезапно заговорил о родственных и дружеских взаимоотношениях. «Все-таки хорошо, — сказал ребенок, — что у нас в семье отношения больше дружеские, чем родственные». 

«За обедом». Баюскин В. С., 1950-е гг.


Родственными отношениями он называет традиционную семейную модель: почтение к старшим, жесткую семейную иерархию, в которой все четко расписано, у каждого есть свои обязанности, в квартире чисто, а еду принято готовить три раза в день. 
Я видела такие семьи. Я даже видела семью, где маму принято было называть на «вы». Правда, эта мама родилась еще до революции, а сын ее, одноклассник моего папы, от своих детей подобного не требовал никогда. Да и странно было бы нам, детям шестидесятников, обращаться к своим родителям на «вы».

Впрочем, в нашем детстве традиционная модель семьи с традиционными иерархическими взаимоотношениями все равно господствовала над всеми прочими. Помнится, мои одноклассники завидовали мне, потому что я даже в младшем подростковом возрасте могла со своими родителями конструктивно спорить, играть, сидеть за столом с гостями и участвовать в общих разговорах. Мои родители всегда были недостаточно серьезными для того, чтобы требовать неукоснительного соблюдения иерархии.

Зато они совершенно не стеснялись со мной дружить.

Ну, конечно, и с компанией моим родителям тоже повезло. Потому что кроме того самого почтительного папиного одноклассника и других «традиционалистов», были у них друзья, которые никогда не разделяли детских и взрослых компаний. Они представлялись друзьям своих детей по имени без отчества и без непременного «тетя-дядя». Они с одинаковым интересом и уважением относились ко всем независимо от возраста и никогда не вели с младшими традиционных «родительских» бесед об учебе, планах на будущее и прочей лабуде (ну, со своими-то, конечно, вели, но на всеобщее обозрение не выставляли, да и делали это как-то так, что я ни разу не слышала от их сыновей жалоб на то, что родители забодали по мозгам ездить), зато говорили о вещах действительно интересных. 

В семидесятых — начале восьмидесятых подобное было не просто необычно, оно было невероятно. 

Думаю, что вот эта вневозрастная дружба (которая, надо сказать, продолжается до сих пор) очень сильно на меня повлияла. И уж, конечно, укрепила в убеждении, что мои родители со своими «странными» понятиями не одиноки. 

Семейка Аддамс. Иллюстрация из журнала The New Yorker


Спустя тридцать лет я вижу, что во многих семьях сегодня детско-родительские отношения выстроены примерно так, как они были выстроены в моей родительской семье. Доверия и интереса к ребенку как к полноценному человеку становится все больше. Оттого все архаичнее, кстати, выглядит школа с ее традиционной жесткой иерархией и требованием безусловного уважения к старшим и полного подчинения им при полном неуважении к младшим. 

Мой младший ребенок в школьную структуру вписываться не мог и не хотел. Видимо, потому что я, наученная в детстве плохому (или, по крайней мере, необычному), совершенно не собиралась насиловать себя, выстраивать какие-либо «традиционные взаимоотношения», отгонять детей от взрослого стола и взрослых разговоров и вообще вести себя «по-матерински». Ну и еще потому, что мои дети, оба, умудряются меня смешить даже тогда, когда я пытаюсь от них добиться выполнения каких-нибудь хозяйственных дел или еще чего-то столь же скучного.

В традиционной семейной модели есть, конечно же, здравое зерно: поручения должны выполняться, не все взрослые разговоры предназначены для детских ушей, а старшее поколение хочет почтения. 
Иногда даже в ущерб общепринятым нормам. Но я слишком безалаберная мать, которой, к тому же, всегда хочется поделиться с детьми всем на свете. 

Вот и опять. На днях, во время торжественного вручения аттестатов, мы с ребенком беспрерывно обменивались ехидными смс-ками из разных концов школьного актового зала.

Разве ж это традиционные детско-родительские отношения?

Суперсемейка. Постер к анимационному фильму студии Pixar
Ещё материалы этого проекта
Волк, коза и капуста
Всякому ребенку рано или поздно приходится пережить потерю близких, и нет такого возраста, в котором это происходило бы безболезненно. Как меняется структура семьи, когда умирают старшие, как переживают мальчики-подростки и что такое на самом деле «смена поколений» — в колонке Ксении Молдавской.
29.04.2015
Милый дом
Наш взрослый дом строится из того, что нам нравилось в родительской семье — и того, чего не хватало. Позволяя подросшим детям звать в дом гостей, расплачиваешься ссорами  из-за бардака и немытой посуды, но выбор, как считает Ксения Молдавская, совершенно очевиден.
27.07.2015
Немужское воспитание
Мало что так фрустрирует родителей, как разговоры на тему воспитания «настоящего мужчины» или «настоящей женщины», особенно если родитель воспитывает детей один. О том, кто в доме альфа-самец и нужно ли пытаться быть идеальной матерью, размышляет Ксения Молдавская.
25.11.2014
Невидимые миру слёзы
Родители и двойные стандарты: почему взрослый имеет право на неудачи, дурное настроение и даже депрессию, а ребенок обязан быть «не хуже других»? Почему у нас нет культуры принятия психологической помощи, особенно когда дело касается детей, зато есть зависимость от социального прессинга?
25.12.2014